ДЕНЬ ПАМЯТИ...
В семидесятые Советский Союз бесповоротно влюбился в Джо Дассена. Прошли десятилетия, но он, похоже, навечно поселился в русских сердцах.
20 августа 1980 года в ресторане 'У Мишеля и Элиан' на острове архипелага Таити, носящем название Тахаа, ровно в полдень высокий брюнет с голубыми глазами упал на пол и даже случайно оказавшемуся здесь врачу не удалось сделать так, чтобы остановившееся сердце снова пошло. Он медленно поднялся и с трудом выговорил: 'Все кончено:Ничего нельзя сделать...
Кто же был этот человек и почему это было так? Как могло случиться, что популярность этого Джозефа - известного всему миру как Джо, Джо Дассен - затмила в Москве семидесятых и Битлз и АББУ?!Его исполнение отличается большим вкусом, чувством меры, присущим лишь настоящим художникам. Для него, пожалуй, наиболее характерна особая разговорная, доверительная интонация, которая делает песню близкой и понятной даже тем слушателям, которые не знают французского языка'
Вот он перед нами - метр восемьдесят пять, голубые глаза, жабо и белая рубашка, проникновенный баритон - чем не романтический герой? И между тем - все, что он сделал, его песни, его тексты, аранжировки отличает полное отсутствие романтизма - у Дассена нет ничего условного, небесного и, стало быть, плохо понятного. Парадоксально и то, что человек, лучше говоривший по-английски, чем по-французски, занял место рядом с Пиаф и Брассенсом.
Он вышел из художественной среды - его отец, Жюль Дассен, после короткой театральной карьеры и работы ассистентом Хичкока к концу пятидесятых стал режиссером с мировым именем, мать Беатриса, или Беа, была скрипачкой, которая концертировала с многими грандами мировой классической музыки. Джо родился в Нью-Йорке, а до переезда семьи в Европу его детство ходило по Лос-Анджелесу и знаменитым пляжам, которые он проникновенно обессмертит песней 'Нуазет и Кассиди' на взлете своей карьеры, потом - в далеких семидесятых.
Джо и не думает об артистической карьере - он едет в Америку за серьезным образованием и живет жизнью мичиганского студента эпохи Элвиса Пресли - зарабатывает на жизнь мойщиком посуды и водителем грузовика, много учится, иногда перемежая занятия этнологией и русским языком выходами в бары, где под акустику знакомит американок с музой Брассенса. Никаких электрогитар, никакого рок-н-ролла, ни тени бунта. После своих шести американских лет Дассен - доктор этнологии, лауреат Второй национальной премии за рассказ 'Wade In Water', свободно говорящий на четырех языках и подумывающий об университетской карьере. В армию его не берут - говорят, какой-то шум в сердце. За спиной Дассена-младшего работа с отцом - особенно тарантелла для фильма 'La loi' с участием Джины Лоллобриджиды и песня 'Дети Пирея' для 'Jamais le dimanche', исполненная его мачехой.
В 1962 году Джо вторично вступает на землю Европы - ему 24 года, и уж мир точно создан для того, чтобы урчать у его ног теплой пятнистой кошкой. Как некогда его отец у Хичкока, он - ассистент режиссера в фильме Жюля Дассена 'Topkapi' - он приносит нетрудные деньги и первую известность. В 1963-м Джо уже ведущий на 'Радио Люксембург', он ведет светскую жизнь и 13 декабря на одной из вечеринок он встречает Мариз Массьера.И вот они уже живут вместе в Сен-Жермен де Пре - любимом всеми американскими французами и французскими американцами районе, на бульваре Распай, в трех комнатах на шестом этаже. Близится день рождения Джо, Мариз ломает голову, что подарить? Рубашка, одеколон? Да нет же! Ведь лучшая подруга Мариз, Катрин Ренье работает секретарем в только что обосновавшейся в Париже американской звукозаписывающей компании, некоей Columbia Broadcasting System. И вот 5 ноября 1964 года Дассен получает единственный на свете гибкий диск со своим голосом, поющим песню их любви - 'Freight Train'.
В студии звукозаписи остается моток магнитной ленты, и как-то вечером ее решили послушать. Освежиться в конце трудного дня, запить красным винцом едкое словечко по поводу коллег, но голос Дассена, ритм, качающий знакомые слова, изъял их души у беса злословия, - в воздухе остался один вопрос: - если напечатать большой тираж, будет ли диск продаваться? Как обрадуется этот, как его там: Дассун: Дассен?
А Дассен послал их ко всем чертям. Катрин и Мариз убили два месяца на то, чтобы уговорить его хотя бы попробовать записать диск. Так рождается тот самый Дассен, потрясающий всех, кто его знал, невероятным сочетанием - ошпаривающей талантливостью и крайней неуверенностью в своих способностях, сочетание, которое он пронесет через всю свою сценическую жизнь, когда будет повторять без устали: 'Если таланта нет, остается вкалывать!', в то время как поклонницы будут вываливаться из окна и осыпаться с деревьев и фонарных столбов, ломая руки и ноги, чтобы только щелкнуть певца на свою 'мыльницу': О большем в ту интеллигентную эпоху они мечтать не решались.
Проходит пара лет, и случается то, что всегда случается с успешными исполнителями, - у Дассена больше нет ни жизни, ни истории, ничего - а есть цифры года от Рождества Христова напротив названий хитов. И концерты, концерты, концерты. От парижской Олимпии и американских гастролей до турне по французской Африке. Для журналистов Дассен плох - ноль сенсаций, его поговорка: 'Каждый, приходя домой, имеет право закрыть за собой дверь. Такое же право я оставляю для себя'. Франция покоряется быстро, а знаменитые 'Елисейские поля', переложенные на многие европейские языки, достигли и Страны восходящего солнца, где экспансивные японки с благоговением посматривали на фотографии голубоглазого великана. в мае 1975 года, начинается новый Дассен, Дассен 'L ete indien', так удачно нашедшего свое русское название - 'Бабье лето' и ставшего неотделимым от русской осени семидесятых.
Дассен и по сей день любим во Франции как никто другой.
Его пластинки расходятся огромными тиражами и двадцать лет спустя после смерти, надо видеть глаза французов, представителей самой дряхлой и потому холодной европейской нации, когда в телевизионную студию входит сын Джо Дассена. Его отец оставил после себя столько любви, что достанет и на правнуков. Этой любви не могли помешать ни два бракоразводных процесса, ни тяжба за детей со второй женой, ни проблемы с алкоголем и легкими наркотиками, которыми он старался вылечиться от пустоты, рано или поздно насылаемой на всякое дарование. Если и есть ему что прощать, все прощено ему навеки, ведь он никого не обличал и не карал, не смеялся даже над тем, над чем принято это делать, - разговор его песни обращен к каждому, кому нужно человеческое слово.
